Ведущий российский экономист Михаил Дмитриев о кризисе и его последствиях. Часть 2

Часть 2
Наверно, в текущих условиях Вы не проводите Ваши знаменитые социологические исследования на основе фокус-групп. Но тем не менее, если я Вас правильно понял, Вы ожидаете, что эти экономические трудности, пассивность Правительства, всё это может привести к последствиям для тех политических сдвигов, которые стартовали в стране в этом году.
Об этом говорить пока ещё рано. Основные политические события приходятся на вторую половину 21го года (это парламентские выборы) и дальше подготовка к президентским выборам 2024 года. Но по-прежнему висит вопрос о референдуме по Конституции, который был отложен в связи в эпидемиологической ситуации. И рост социальной напряженности тоже будет весьма неблагоприятным для успешного проведения такого референдума.
Но что касается социологических данных, то мы продолжаем их собирать. Фокус-группы в ряде крупных городов, включая Москву, были нами проведены как раз незадолго до острой фазы эпидемии коронавируса, то есть четыре-пять недель назад, и они уже показали возросшую тревожность населения и выдвижение вопросов политических прав и свобод на первый план по отношению к другим приоритетам. Это, действительно, говорит о том, что рост социальной напряжённости может приобретать острую политическую окраску.
Буквально на днях, поскольку фокус-группы дальше проводить стало уже невозможно, мы провели серию дистанционных интервью, но уже с жителями небольших провинциальных городов и сельской местности. И там мы тоже видим высокий уровень тревожности, неготовность к затяжному кризису и растущий интерес к политике. Этот материал ещё предстоит проанализировать более глубоко, но в любом случае общество довольно остро реагирует на развитие событий. И это создает дополнительные среднесрочные и долгосрочные риски.

Михаил Эгонович, возвращаясь к антикризисной политике в России. Много обсуждалось решение Центрального банка не изменять ключевую ставку и поддерживать рубль валютными интервенциями. Как Вы оцениваете денежно-кредитную политику Банка России в текущих условиях? И каковы, на Ваш взгляд, перспективы рубля?
Сейчас, с точки зрения экономического роста и инвестиций, особой необходимости снижать процентную ставку сейчас действительно нет. Потому что всё равно в этих условиях инвесторы не будут принимать решение о продолжении реализации инвестиционных проектов. Поэтому чувствительность экономического роста к процентной ставке сейчас небольшая. Но с точки зрения программ поддержки ликвидности предприятий, лишившихся выручки и попавших в сложное положение, де факто снижение процентной ставки будет происходить. Уже сейчас ведутся разговоры о беспроцентном кредитовании такого рода предприятий. Хотя пока опять по непроверенным данным, в основном исходя из дискуссий, которые ведутся в СМИ, банкам предлагается выдавать кредиты таким клиентам по льготным процентным ставкам или, может быть, даже по нулевым процентным ставкам. При всём том, что Центральный банк, возможно будет рефинансировать эти кредиты под более высокий процент. В любом случае я думаю, что дальнейшее развитие событий сделает неизбежным необходимость предоставления кредитной ликвидности компаниям, попавшим в трудное положение, по ставкам существенно ниже ключевой ставки Банка России. Например, в Соединённых Штатах пакет помощи, который только что был одобрен Конгрессом, предполагает выделение на эти цели примерно 1.5% ВВП в виде беспроцентных кредитов компаниям, лишившихся выручки. Прежде всего, компаниям малого и среднего бизнеса. При этом кредиты могут предоставляться на безвозвратной основе при том условии, что компания, которая его будет брать, полностью сохранит занятых по итогам кризиса, не уволив никого. Если она уволит половину сотрудников, ей придется вернуть половину кредита. А если уволит всех, то только тогда ей придется возвращать кредит целиком.
Поэтому скорее всего, когда Правительство наконец-то созреет для более масштабных мер по предоставлению кредитной ликвидности отраслям, находящимся в тяжелом экономическом положении, то де факто процентные ставки по кредитованию на эти цели будут очень низкими.
Что касается операций на валютном рынке и опасений, что кредиты по низким ставкам, приведут к притоку средств на валютный рынок, то в принципе ситуация по-своему уникальна. Несмотря на резкое падение цен на нефть и потенциальной нефтяной выручки, российская экономика и её платежный баланс обладают очень высокой резистентностью. Прежде всего, это связано с сами эффектом карантина и воздействием коронавируса на ряд отраслей. Карантинные меры снижают потребление предметов длительного пользования, покупку одежды, обуви и многого другого, что Россия традиционно импортирует. Резкое падение импорта снижает давление на платежный баланс. Также свёртываются инвестиционные программы, а в них всегда велика компонента импортного оборудования и материалов. Ну и наконец, этим летом практически станет невозможным выездной туризм. Чистые расходы на выездной туризм в России обычно добавляли дополнительно 1,5% ВВП оттока валюты к нашему платежному балансу. В этом году такого рода оттока не произойдет, эти ресурсы останутся внутри страны.
Именно это и обеспечивает поддержку рублю, равно как и расходы Центрального банка по продаже валюты, в том числе с целью пополнения доходной базы бюджета. При нынешних ценах на нефть, если бы эластичность и чувствительность курса рубля к ценам на нефть оставались в том диапазоне, в котором они были до 2018 года, когда чувствительность рубля к ценам на нефть была очень высокой, то курс доллара сегодня был бы намного выше, чем он есть на самом деле. И это говорит во многом об устойчивости российской экономики на сегодняшний день и устойчивости её платежного баланса
А если говорить об устойчивости банковской системы. Многих сейчас волнует этот вопрос. Президент объявил о введении налога на доходы от банковских депозитов. Введены кредитные каникулы. Гос.банки будут кредитовать под нулевую ставку малый и средний бизнес на фоне ожидаемого роста просроченной задолженности. Не создается ли впечатление, что Правительство делает банковскую систему крайней? Каков запас прочности у российских банков?
Запас прочности у российских банков, безусловно, есть. Россия после 2015 года прошла через системный банковский кризис, который обошелся стране более чем в 6% ВВП. Но в результате наиболее проблемные сегменты банковского сектора были санированы, прошли через процедуры оздоровления. В целом банкам неплохо капитализированы, а уровень проблемных активов до начала нового кризиса был низким. Эффективность пруденциального надзора существенно возросла. И сейчас открывается возможность введения временных послаблений и с точки зрения достаточности капитала по просроченным ссудам, и с точки зрения снижения нормативов риска при предоставлении кредитов или их реструктурировании. И всё это высвобождает у банков дополнительные ресурсы на цели кредитования. Теоретически таким образом для роста кредитования можно получить дополнительно до 10 трлн. руб.
И надо иметь в виду, что банки обладали до начала этого кризиса избыточным запасом ликвидности – порядка 30 триллионов ликвидных средств находилось на счетах бизнеса и примерно столько же на депозитах населения. Поэтому ресурсы для решения ряда возникающих задач у банков будут, и это вряд ли приведет к банковскому кризису в обозримой перспективе.
Среди экономистов развернулась дискуссия о том, как сильно экономика будет падать и как потом будет выходить из кризиса. На нашем канале мы цитировали Д. Рубини, который считает, что никакого V–образного восстановления ждать не стоит. Некоторые эксперты ждут несколько волн кризиса … Понятно, что сейчас много неопределенностей. Тем не менее, не можем не спросить: возможно ли дать какие-то прогнозы, сценарии развития событий?
Россия и её развитие на ближайшие два года зависит, по сути, только от двух параметров. Первое – это траектория цен на нефть, которая, в свою очередь, зависит прежде всего от дальнейшей динамики пандемии коронавируса в развитых странах и, может быть, отчасти в Индии. А отчасти, от развития переговоров по поводу трёхсторонней договорённости о координации поставок нефти на рынок между ОПЕК, Россией и производителями сланцевой нефти в Соединённых Штатах Америки (или, по крайней мере, в штате Техас). Для мировой экономики главной проблемой пока является перспективы развития пандемии. И самый острый нерешенный вопрос состоит в том, закончится ли острая фаза весной, будет ли продолжаться быстрое распространение вирусной инфекции в Северном полушарии в период высоких температур летом (этого пока ещё никто не знает), и наступит ли вторая волна пандемии в странах, затронутых инфекцией, осенью. Опять на это может повлиять очень много разных факторов, в том числе появится ли на рынке доступные и эффективные лекарства, противовирусные препараты, которые смогут уменьшать количество осложнений и смертей от коронавируса, или к осени этого не произойдёт. Неизвестна судьба появления эффективной вакцины от коронавируса и перспектив начало массовой вакцинации.
В любом случае, если пандемия в развитых странах начнёт подходить к концу весной, то теоретически мы можем ожидать довольно быстрого начала восстановления экономики развитых стран, равно как и китайской экономики. И уже в 2021 году мировая экономика войдёт в фазу экономического роста, хотя в 2020 году она может оказаться в рецессии.
Но если нас ждёт вторая волна пандемии осенью, то скорее всего и 2021 год окажется неблагоприятным, и, как минимум, можно ожидать спада ВВП большинства крупных стран в первом полугодии этого года.
Для России в зависимости от темпов эпидемии коронавируса и изменения цен на нефть прогнозы колеблются от 0.5-1% экономического роста по итогам 20 года до экономического спада 2,5-3,5%. А некоторые эксперты уже озвучивают возможность спада и до 5% в 2020 году.
На мой взгляд, пока более вероятен сценарий экономического спада. Составит ли он 2.5%, пока ещё судить рано. Мы не знаем, сколько и в каких масштабах продлится локдаун в российской экономике. И мы не знаем смогут ли цены на нефть во втором полугодии восстановиться до 40 долларов.
При благоприятном варианте: при восстановлении цен на нефть (а это значит быстрое завершение карантина в странах-потребителях нефти), при достижении какого-то подобия трехсторонних картельных договоренностей между ОПЕК, Россией и США по ограничению добычи нефти в соответствии со спросом, но и собственно, при относительно непродолжительном периоде локдауна в России, который ограничится весенним периодом, - тогда действительно наш ВВП может сократиться несильно или остаться где-то на нулевой отметке. Но вероятность этого сценария пока, наверное, нужно ценить как ниже 50%.
Многих беспокоит то, что в кризис 2008-2009 гг. западные страны, по сути, залили кризис деньгами и сейчас история повторяется (хотя непонятно, насколько те же самые рецепты применимы в нынешних условиях). Проблема пузыря на финансовых рынках не решается, а сейчас закладывается мина замедленного действия. Есть ли риск роста инфляции или даже гиперинфляции в США? И если ФРС будет вынуждена повышать ставку, то сможет ли бюджет США в перспективе обслуживать гос.долг?
Ситуация по поводу перспектив развития западных стран в условиях быстрого накопления долгов, роста балансов центральных банков, дефицитов бюджетов, государственного долга - этот вопрос по-прежнему остается открытым. Сейчас об этом мало кто думает, потому что нынешняя атмосфера в развитых странах напоминает атмосферу военного времени. И в период Первой и Второй мировой войны все страны-участницы быстро наращивали бюджетные дефициты, государственные долги. Если мы вспомним Соединённые Штаты, то после Второй Мировой войны как раз уровень государственного долга Соединенных Штатов достиг исторических максимумов. Если мне не изменяет память, в начале 1950-х он был близок к 120% американского ВВП.
Безусловно, дополнительная ликвидность, которая будет закачена в экономику, будет вызывать дисбалансы не только на рынке долга, но и, с точки зрения угрозы возникновения после кризиса пузырей на разных других рынках, например, на рынках акций, на рынках земли, на рынке корпоративного долга. Но всё-таки последствия этих дисбалансов во многом зависят от динамики экономического роста после кризиса. Если темпы роста будут достаточно высокими, в чём пока никакой уверенности нет, то это одна ситуация. В таких условиях многим странам удастся быстро добиться снижения бюджетных дефицитов и привести уровень долга в более-менее управляемое состояние.
Но если экономический рост будет вялым (как сейчас предрекают Евросоюзу десятилетие стагнации, как в Японии после экономического кризиса конца восьмидесятых годов), то тогда проблема этих долгов может обостриться. И мы можем ожидать дефолтов национальных правительств, возможно выхода ряда стран из Еврозоны. Например, кандидатом на это сейчас рассматривают Италию, где государственный долг уже составляет 135% ВВП и будет быстро расти, в то время как стоимость его обслуживания из-за роста процентных ставок может оказаться непомерной.
Поэтому рисков очень много, но пока власти развитых стран предпочитают над этими рисками не слишком сильно задумываться. Потому что всё-таки, как всегда в обстановке военного времени, доминируют краткосрочные приоритеты, а именно - выиграть войну, в данном случае выиграть войну с пандемией коронавируса.
Последний вопрос. Каждый кризис оставляет после себя структурные и институциональные изменения. В недавнем интервью на РБК Вы сказали, что очевидным следствием будет развитие здравоохранения. А можно ли сейчас обозначить ещё каких-то бенефициаров (хотя это не очень подходящее слово в нынешних условиях)? И какие трансформации в экономике и торговле проглядываются уже сейчас?
Очевидно, что пандемия нормализовала многие деловые практики, которые до недавнего времени были не совсем типичными и не вполне стандартными. Прежде всего, пандемия сделала более очевидными возможности и преимущества гораздо более значительного расширения работы у удаленном режиме по сравнению с тем, как это по инерции было организовано до пандемии. И видимо, многие компании и граждане адаптируются к возможности работы без явки на рабочие места, к работе удалённо. Да и потребители существенно больше будут пользоваться удаленными форматами потребления в виде электронной торговли и получения услуг онлайн. А это значит, что, в свою очередь, может довольно сильно измениться структура спроса бизнесов на смежные услуги, в том числе на офисную недвижимость, на услуги телекоммуникаций, которые, безусловно, возрастут, и на телекоммуникационные продукты, которые будут поддерживать деловые взаимодействия на расстоянии.
Но и, возможно, сократится нагрузка на транспортную инфраструктуру, поскольку людям реже придётся ездить на работу, и традиционные маятниковые миграции в агломерациях, под которые собственно и настраивались системы массового транзита, станут менее актуальными. Но и кроме того, сама по себе пандемия и возможные риски появления других инфекций, которые тоже могут создавать угрозу массового заражения, необходимость карантинных мер, обнажила риски существующих систем массового транзита, когда большое количество людей оказывается в узком замкнутом пространстве в часы пик и риски инфекции несравненно возрастают.
Поэтому, с этой точки зрения, перспективы развития городского массового транзита могут подвергнуться определённому переосмыслению. Хотя насколько масштабными будут эти изменения, мы сказать пока не можем.
Но и уровни оптимальной плотности расселения в зонах влияния агломераций тоже могут довольно сильно измениться. Сотрудники, которые ещё до пандемии практиковали работу удаленном режиме, могут проявить желание делать это еще более радикально, модифицировать эти практики.
Например, вместо того чтобы жить в далеком пригороде, переехать куда-нибудь в другую страну с более благоприятным климатом и жить большую часть времени там. Или второй пример, еще до кризиса практики удаленной работы во многих офисах лондонских компаний привели к тому, что много лондонцев в поисках более благоприятного климата, более дешевой недвижимости и комфортных условий жизни стали переезжать в Корнуэлл. Это другой конец Англии, на крайнем юго-западе, полуостров, который омывается Гольфстримом, где на прибрежных курортах растут пальмы, как в средиземноморье. То есть климат близкий к субтропическому, но добираться из Корнуэлла до Лондона реально приходится по 4-5 часов в один конец. Соответственно, такого рода образ жизни рассчитан на постоянную дистанционную трудовую деятельность без регулярного посещения офиса.
Что касается грузового транспорта, то пандемия лишь усилила тенденцию, которая обозначилась в мировой торговле еще до того. Это тенденция к усилению протекционизма и быстрому свертыванию сложных трансграничных цепочек добавленной стоимости. Этот процесс интенсивно происходил в предыдущие пять лет. Сейчас в связи с рисками стабильности поставок, которые пандемия обнажила, многие страны будут стараться локализовать на собственной территории или где-то поблизости наиболее чувствительные поставки, от которых зависит их собственная экономическая деятельность. И это может привести к замедлению роста грузовых перевозок, в том числе перевозок высокотехнологичных грузов, включая перевозки авиационным транспортом. И с большей вероятностью, увеличится доля торговли и производственных цепочек, которые локализованы внутри крупных регионов мира.
Например, это уже стремительно происходит в Северной Америке. Крупнейшие торговые партнеры США на сегодня – это Мексика и Канада, на каждого из которых приходится более чем по 300 млрд долларов импорта. Это примерно на 15-20% превосходит импорт из Китая, хотя китайская экономика несравненно больше по масштабам, чем экономика Канады и Мексики и тоже территориально не слишком обособлена от Соединенных Штатов, поскольку морские транстихоокеанские поставки в принципе могут осуществляться сравнительно дешево и быстро.
Поэтому перспективы более быстрого развития региональной международной торговли с перевозками на менее короткие дистанции, соответственное изменение географии транснациональных инвестиций, которые будут направлены на создание географически более коротких трансграничных цепочек – это, возможно, еще одна тенденция, которая существенно отразится на дальнейших тенденциях экономической географии мирового хозяйства.
Спасибо большое, Михаил Эгонович, за очень содержательную беседу. Ситуация меняется стремительно, и мы очень надеемся на регулярные встречи с Вами.